Неточные совпадения
Впрочем, Белоярцев тем и отличался, что никогда не вмешивался ни в какой разговор, ни в какой серьезный спор, вечно отходя от них своим
художественным направлением. Он с мужчинами или сквернословил, или пел, и только иногда развязывал
язык с женщинами да и то там, где над его словами не предвиделось серьезного контроля.
Случайная мысль на тот раз дала нашему великому учителю литературного
языка провести
художественную, мастерскую параллель вроде той, о которой далеко раньше шутливо намекал он в «Хоре и Калиныче» и которую критически разработал впоследствии в «Гамлете» и «Дон-Кихоте».
Второе — это
язык, то есть такое
художественное исполнение
языка, как и исполнение действия: без этого второго, конечно, невозможно и первое.
Всего лишь один раз во все мое писательство (уже к началу XX века) обратился ко мне с вопросными пунктами из Парижа известный переводчик с русского Гальперин-Каминский. Он тогда задумывал большой этюд (по поводу пятидесятилетней годовщины по смерти Гоголя), где хотел критически обозреть все главные этапы русской
художественной прозы,
языка, мастерства формы — от Гоголя и до Чехова включительно.
При такой любви венцев к зрелищам ничего не было удивительного в том, что в этой столице с немецким
языком и народностью создалась образцовая общенемецкая сцена — Бург-театр, достигшая тогда, в конце 60-х годов, апогея своего
художественного развития.
Эта антикварно-художественная полоса и способствовала выработке
языка, манеры, привычки к изящным деталям, изучению мельчайших подробностей.
— Мы писали по одному и тому же плану, — продолжал он, — и всегда одно и то же, в общих чертах, но мне принадлежала более мыслительная сторона романа: последовательность и детали душевного анализа и общественного отношения действующих лиц; брат прибавлял к этому
художественные подробности описательного характера и отделывал
язык в местах патетических. Он был настоящий артист, резчик, un ciseleur.
Второе условие тоже, за исключением ведения сцен, в котором выражается движение чувства, совершенно отсутствует у Шекспира. У него нет естественности положений, нет
языка действующих лиц, главное, нет чувства меры, без которого произведение не может быть
художественным.
— Да разве и наш брат не повинен в этом грехе? — вмешал тут свою речь Ранеев, — я с Лизой был на днях на одной
художественной выставке. Тут же был и русский князь, окруженный подчиненными ему сателлитами. Вообразите, во все время, как мы за ним следили, он не проронил ни одного русского слова и даже, увлекаясь галломанией, обращался по-французски к одному художнику, который ни слова не понимал на этом
языке. Продолжайте же ваш список.